Фильм Маяк или крах человечества

Фильм Маяк или крах чело­ве­че­ства — не могу ска­зать, что от режис­се­ра кар­ти­ны «Ведь­ма» 2015 года Робер­та Эггер­са я ожи­да­ла каких-то откро­ве­ний. Тем более что мусо­лив­ша­я­ся в «Ведь­ме» тема подав­лен­ной сек­су­аль­но­сти и порож­ден­ных пури­тан­ским вос­пи­та­ни­ем мон­стров мне не пока­за­лась ни све­жей, ни созвуч­ной вре­ме­ни. Но «Маяк» изме­нил мой взгляд на твор­че­ство Эггер­са и пора­зил сво­ей мно­го­слой­но­стью при всей сво­ей кажу­щей­ся простоте.

Трей­лер «Мая­ка» пуга­ет при­мер­но как сума­сшед­ший бомж, кото­рый выпры­ги­ва­ет из кустов, хри­пит какие-то буль­ка­ю­щие нечле­но­раз­дель­ные про­ро­че­ства и угро­жа­ю­ще потря­са­ет гени­та­ли­я­ми. Имен­но послед­нее, если чест­но, оста­нав­ли­ва­ло меня боль­ше все­го перед про­смот­ром. Для неж­ных и тех, кто еще не смот­рел, будет спой­лер – их там нет. Если не брать во вни­ма­ние, что весь фильм от нача­ла и до кон­ца пред­став­ля­ет собой огол­те­лый хоро­вод вокруг «сим­во­ла боже­ствен­ной про­из­во­дя­щей силы», а если точ­нее, то похо­рон­ную про­цес­сию, а если еще точ­нее, то – откро­вен­ный некро­лог при­ма­ту фаллоса.

«Маяк» напич­кан пси­хо­ана­ли­ти­че­ски­ми кон­цеп­ци­я­ми так, что, зажму­рив­шись во вре­мя про­смот­ра, мож­но сло­вить образ Зиг­мун­да Фрей­да, потря­са­ю­ще­го «Вве­де­ни­ем в пси­хо­ана­лиз» или гени­та­ли­я­ми, если вооб­ще есть раз­ни­ца. Мифи­че­ский пласт кар­ти­ны настоль­ко пух­лый, что вме­ща­ет в себя сра­зу несколь­ко мифов – об Эди­пе, Про­ме­тее, Про­тее. Воз­мож­но, есть и дру­гие, но я могу видеть толь­ко те, что лежат в пре­де­лах так назы­ва­е­мой наи­мень­шей общей куль­ту­ры. Что меня пора­зи­ло – все они не про­сто при­сут­ству­ют одно­вре­мен­но, они пере­пле­та­ют­ся, живут и не кон­флик­ту­ют друг с другом.

Есть чё посветить

Самым важ­ным и во всех отно­ше­ни­ях заме­ча­тель­ным мне кажет­ся здесь пере­осмыс­ле­ние кон­цеп­ции Эди­по­ва ком­плек­са. Сим­во­ли­че­ские отец и сын всту­па­ют в кон­фрон­та­цию за власть на мая­ке и союз с морем («моя един­ствен­ная насто­я­щая любовь и жена» – гово­рит Уэйк, герой Уил­ле­ма Дефо, о море). Он воин­ствен­но обе­ре­га­ет свое без­раз­дель­ное пра­во «све­тить» мая­ком и раз­во­дит такую мах­ро­вую дедов­щи­ну, что для скеп­ти­че­ски настро­ен­но­го спер­ва Говар­да (Робер­та Пат­тин­со­на) жела­ние «посве­тить» посте­пен­но при­об­ре­та­ет харак­тер навяз­чи­вой идеи.

При­ме­ча­тель­на амби­ва­лент­ность, кото­рая про­ни­зы­ва­ет отно­ше­ния двух муж­чин: тут и враж­да, и неж­ность; бре­до­вая подо­зри­тель­ность и без­рас­суд­ное дове­рие; похва­ла и при­зна­ние с одной сто­ро­ны и сра­зу уни­же­ния и пре­да­тель­ство – с дру­гой. Любовь и нена­висть во всем.

По мере раз­ви­тия сюже­та откры­ва­ет­ся, что ста­рый мор­ской волк Уэйк, без уста­ли тра­вя­щий бай­ки о былых подви­гах и при­клю­че­ни­ях, – врун, спря­тав­ший­ся на мая­ке, он соци­аль­но неуспе­шен и пер­ма­нент­но пьян. Говард – бро­дя­га без цели и бага­жа, трус, чье тем­ное про­шлое тем­но лишь в его соб­ствен­ном вооб­ра­же­нии. Оба героя – один на самом вер­ху в лучах лин­зы Фре­не­ля, дру­гой на самом дне, в гряз­ном сарае и позе веч­ной вины – в пере­ры­вах меж­ду схват­ка­ми и пьян­ка­ми зани­ма­ют­ся самоудовлетворением.

Скипидар с мёдом

Когда же кон­фликт дости­га­ет сво­е­го апо­гея, а на заме­ну само­го­ну при­хо­дит ски­пи­дар с медом, Говард уби­ва­ет Уэй­ка, услуж­ли­во сооб­щая зри­те­лю, что не поз­во­лит нико­му боль­ше себя уни­жать – ни началь­ни­ку, ни отцу. Инте­рес­но, что вдо­ба­вок он раз­би­ва­ет часы, хотя вре­мя, как извест­но, над запо­я­ми и не власт­но. Но вер­нем­ся к источ­ни­ку све­та, куда Говард стре­мит­ся как моты­лек: он под­ни­ма­ет­ся на самый верх мая­ка и в ужа­се пада­ет «с небес на зем­лю». В послед­ней сцене голый и ослеп­лен­ный он лежит на кам­нях, тер­за­е­мый чайками.

Таким обра­зом, прой­дя через все уни­же­ния: от раз­дра­же­ния до жал­ких попы­ток под­стро­ить­ся, жить по пра­ви­лам и сно­ва до дерз­ко­го непо­ви­но­ве­ния, вос­ста­ния и побе­ды в иерар­хи­че­ском состя­за­нии, Говард полу­ча­ет… А, кста­ти, что он полу­ча­ет? Говард полу­ча­ет пол­ное абсо­лют­ное ничто. Вся эта воз­ня с мая­ком, а вер­нее, из-за мая­ка суще­ству­ет толь­ко до тех пор, пока ее кто-то созда­ет, пока пра­ви­ла кто-то пишет, днев­ник смот­ри­те­ля кто-то ведет, иерар­хию кто-то уста­нав­ли­ва­ет, да и ложе Иока­сты неко­му согреть.

Токсичная маскулинность

Но ника­кой Иока­сты нет ни в про­шлом, ни в буду­щем. Вер­нее так: всё чув­ствен­ное, эмо­ци­о­наль­ное подав­ле­но и отверг­ну­то. Есть толь­ко ток­сич­ная мас­ку­лин­ность, бой­ко тор­ча­щая на малень­ком ост­ров­ке посре­ди моря. При­лив неж­но­сти меж­ду геро­я­ми сме­ня­ет­ся дра­кой, ком­про­мисс и поря­док невоз­мож­ны по при­чине посто­ян­но­го сопер­ни­че­ства. И даже бай­ки о мор­ском про­шлом Уэй­ка оста­ют­ся бай­ка­ми – он нико­гда не был в море и лишь фан­та­зи­ру­ет о сво­ем еди­не­нии с ним, сидя на вер­хуш­ке маяка.

Фильм не то что­бы изоби­лу­ет – его про­сто-таки тош­нит архе­ти­па­ми. От неукро­ти­мой, но немой мор­ской мощи герои тер­пят одни лишь неудоб­ства. Море взвол­но­ван­но, непри­вет­ли­во, сби­ва­ет с ног и окроп­ля­ет Говар­да фека­ли­я­ми, когда тот пыта­ет­ся опо­рож­нить ноч­ной гор­шок, стоя про­тив вет­ра. А русал­ка то ли во сне, то ли наяву толь­ко изде­ва­тель­ски хохо­чет над ним, и он бежит от нее, себя не пом­ня от ужа­са, когда обна­ру­жи­ва­ет, что у нее нет поло­вых орга­нов. Жанр «ужа­сы» в опи­са­нии филь­ма себя нако­нец оправдывает.

Так или ина­че кар­ти­на, как по нотам разыг­ры­вая фрей­дов­ские тео­рии и древ­ние мифы, вдруг при­хо­дит к совер­шен­но ново­му фина­лу. Ложь. Вот наш хеп­пи энд – всё ложь от нача­ла и до конца.

Чёрная вакханалия

Эта чер­ная вак­ха­на­лия, давясь от сме­ха, как бы про­из­ве­ла на свет новую исти­ну, кото­рая бук­валь­но гла­сит: чело­век ниче­го не зна­ет о жиз­ни. За всё вре­мя он ни шаг не при­бли­зил­ся к ней, он и не смот­рел на неё, по прав­де гово­ря. Уже и Бог умер, сво­ей смер­тью успев набить оско­ми­ну. И теперь винов­ный в его смер­ти про­гресс, про­кля­тый уми­ра­ю­щим Богом, пере­хва­ты­ва­ет эста­фе­ту смер­ти. Они и не отли­чи­мы друг от дру­га по сути сво­ей – и суро­вая рели­гия, и дерз­кий науч­ный про­гресс – всё это пло­ды фал­ло­цен­три­че­ской эпо­хи, где сна­ча­ла отцу исто­во молят­ся, истя­зая себя кон­цеп­ци­ей гре­ха, а потом уни­что­жа­ют его (отца), при­бе­гая к тер­мо­ядер­но­му синтезу.

Фильм Маяк или крах человечества: заключение

Этот фильм – прит­ча. Чело­век при­ду­мал свои пра­ви­ла и запер­ся с серьез­ным лицом в сво­ем свя­ти­ли­ще. Это храм Бога, храм нау­ки, храм силы, храм чего угод­но. Но толь­ко не храм жиз­ни, кото­рая всё это вре­мя суще­ству­ет как бы сама по себе, рядом, но за сте­ной. Жизнь так сти­хий­на, так необъ­яс­ни­ма, так страш­на, что чело­век готов выду­мы­вать и созда­вать неве­ро­ят­ные по сво­ей слож­но­сти и абсурд­но­сти схе­мы и пра­ви­ла, лишь бы не видеть жиз­ни. И толь­ко чай­кам на всё насрать. Во всех смыслах.